Ксения Миронова: Помогаем политзаключённым – Как говорить и писать о них, не навредив

Мой журналистский путь

Я начинала в издании «Коммерсантъ», когда там ещё не было цензуры. Моим основным профилем было образование, и я уже тогда писала о том, как детей наряжают в военную форму, освещала протесты и политические суды. Позже, в «Медузе», я запустила новостной подкаст «Что случилось?» — первый ежедневный подкаст в России. Он существует до сих пор, хотя уже без меня, но, возможно, кто-то его слушает.

Затем я освещала права женщин на телеканале «Дождь». Последние три года я работала в издании «Хеллдеск.Медиа». В 2022 году я поступила в ЦЕУ, но меня позвали работать в службу поддержки «Хеллдеска». Это была очень важная возможность поработать с украинцами, потому что это была одна из немногих медиакорпораций, где россияне и украинцы работали вместе. Мы до сих пор продолжаем сотрудничать, уже не в медиачасти, а собираем деньги для пострадавших. Из-за этого мне пришлось отказаться от учебы в ЦЕУ, о чем я, несмотря на уважение к ЦЕУ, не жалею. Сейчас я учусь в Нью-Йоркской киноакадемии на программе «Документальное кино».

Создание проекта «Времени больше не будет»

У меня есть и вторая жизнь — правозащитная. С 2020 года я ждала, пока кто-то сделает проект помощи именно близким политзаключенных, не только самим заключенным. Такие проекты давно существуют, но близкие, хоть и страдают не меньше, не имеют права на компенсации. В 2022 году я поняла, что никто такой проект не сделает, и решила, что нужно делать всё самой.

Так родился проект «Времени больше не будет». Я всегда знала, что это должен быть не только медиапроект, хотя я в первую очередь журналистка, но что нам нужна составляющая непосредственной помощи. Чтобы хоть как-то начать, мы запустили подкаст. Это было удобнее, так как я и мои друзья — журналисты. Мы смогли начать без особых денежных вложений.

Вышло несколько сезонов подкаста. Мы старались освещать темы, на которые часто не принято говорить, о которых близким политзаключенных стыдно и неприятно говорить, которые сильно стигматизированы. Я помню, как 5-7 лет назад, освещая Болотное дело, могли написать о политзаключённом, а его жену просто называли «женой Н.». Фотографию подписывали «жена Н.». Как мы шутили, «у девочки нет имени», если кто-то помнит «Игру престолов». И я, правда, вижу, как удалось сдвинуть ситуацию за последние годы. Не скажу, что это было легко. Сейчас у нас выходит спецсезон — дневники Жени Кулаковой, жены политзаключенного Виктора Филинкова, который недавно освободился.

Наша миссия: дестигматизация и системная помощь

Повторюсь, я всегда знала, что нам нужна ещё часть непосредственной поддержки. Я до сих пор получаю много писем от близких и самих политзаключенных, которые говорят, что сам момент дестигматизации, то, что кто-то говорит про эти вещи, помогает им чувствовать себя не одинокими и не сумасшедшими. Особенно с учётом того, что это довольно специфическая проблема, с которой не все сталкиваются, и не все друзья, близкие знают, как общаться с такими людьми.

Однако хотелось сделать ещё и какую-то часть именно помощи. При этом собирать деньги, честно говоря, у нас не было масштабных ресурсов, это требует энергозатрат и структуры. Но очень хотелось. Возможно, кто-то скажет, что это ерунда — заморачиваться, как правильно называть жён политзаключенных. У нас в подкасте была принципиальная позиция, что иногда могло проскальзывать, чтобы не повторяться, «жена такого-то», но принципиальным вопросом было писать имя, фамилию: «Мария, муж которой…», «Мария, сын которой находятся в заключении». Просто чтобы вернуть людям их субъектность, показать, что мы их воспринимаем как реальных, настоящих людей.

Я по образованию филолог и понимаю, насколько важна связь нашего языка и мышления, насколько они влияют друг на друга и формируют друг друга. И мне правда кажется, что нам что-то удалось сдвинуть в том, как медиа сейчас уже освещают эти темы, хотя и не без провалов, но всё-таки что-то движется.

Я долго думала, как нам помочь, не собирая деньги, не помогая, допустим, юристами, потому что такие проекты уже есть, например, «ОВД-Инфо», «Мемориал». Я вспомнила, как делала когда-то репортажи о спеццентрах, и там существует такая вещь, как «равный равному», равные консультанты. То есть человек, который уже какое-то продолжительное время живёт с положительным ВИЧ-статусом, знает, каково это, допустим, у него есть какая-то поддержка в виде психотерапевта, он помогает тем, кто только узнал об этом статусе. И я подумала: почему бы нам не взять эту систему «равный равному» и не попробовать её предложить близким политзаключенных.

Я пошла к моим знакомым из двух правозащитных организаций, которые, к моему счастью, откликнулись. Я, к сожалению, не могу сказать, что это за организации, потому что они признаны в России нежелательными, а мы работаем с людьми, которые в России. Но могу сказать, что одна организация больше занимается юридической помощью, но у них очень хорошая служба психологической помощи. Это люди, которые работали именно с политзаключенными и работали в тюрьмах. И второй проект — это объединение независимых психотерапевтов. Название, к сожалению, не могу сказать в целях безопасности.

Наши программы помощи

В общем, мы обсудили эту идею. Психологи её очень поддержали. И мы стали прописывать, как вообще должно выглядеть равное консультирование. Потому что я тогда написала письма во многие организации, например, в американскую Marshall Project — организацию, которая помогает заключенным в разных странах. Оказалось, что ничего подобного не существует. То есть никто не знает, как это делать. Нам пришлось это формировать буквально с нуля, и мы до сих пор где-то учимся, и до сих пор что-то меняем и переписываем. Надо было обсудить, как будут выглядеть протоколы, чем вообще отличается равный консультант от психотерапевта, потому что у равного консультанта не обязательно должно быть медицинское образование.

В итоге мы пришли к тому, что мы сейчас даём:

• 15 бесплатных занятий с психотерапевтом, который обучен именно работе с близкими политзаключенных (люди могут заполнить заявку, и если их близкий действительно политзаключенный).
• Неограниченное количество бесплатных личных встреч с равным консультантом. У нас есть несколько постоянных равных консультантов, которые регулярно проходят супервизию.
• Каждую неделю мы делаем групповые встречи, где люди делятся своими эмоциями и переживаниями. Насколько я знаю, такое делают украинцы для близких заложников. Другие страны, кажется, мало кто такое делает.

Мы также организовывали выезд за границу для близких политзаключенных, где мамы, жёны, мужья в течение пяти дней проходили обучение с юристом (как общаться с юристом, как общаться со следователями, как вести себя в экстренной ситуации), общались с медиаэкспертом, который объяснял, что стоит говорить в СМИ, если СМИ обратились за комментарием, как вести общественную кампанию, потому что многим близким приходится тащить на себе финансовые расходы, общественную кампанию, ездить, отвозить передачи. И у них была групповая терапия. На самом деле, это был потрясающий опыт.

Я рассказывала это, чтобы немножко погрузить вас в то, с чем приходится сталкиваться этим людям. Мне кажется, если мы лучше это понимаем, нам легче немного их поддержать. Потому что часто бывает, что люди хотят поддержать, но либо не знают как, либо чуть-чуть оказывают медвежью услугу. К сожалению, самый распространённый пример, когда люди отправляют передачи, не зная, что существует лимит передач. Вроде как хотят помочь, а по факту перекрывают по килограммам то, что человеку могли бы необходимо отправить.

Как помочь политзаключенным и их близким в России

Какими способами могут простые люди, никак с этим не связанные, живущие своей жизнью, поддержать политзаключённых? Ну и раз вы все сюда пришли, то, наверное, у вас есть какое-то намерение как-то помогать.

1. Огласка — главное и первое. Конечно, нужно всегда взвешивать риски и репостить что-то, писать о чём-то, только если вам и вашим близким самим ничего не грозит. Если вам самим что-то грозит, то лучше не делайте, подумайте о том, что вашим близким придется отправлять им передачи и всё такое. Поэтому сначала маску на себя, потом на всех остальных. Но если у вас такая ситуация, что вам ничего не грозит, вы можете себе позволить писать что-то публично.

Мой совет — выбрать себе одного-двух политзаключённых. Можно, например, на сайте «Мемориала» посмотреть, про кого они очень много пишут, и просто начать писать про этого человека, отправлять ему письма, если он не против, если вы отправили первое письмо, и пришёл какой-то ответ. На самом деле, мы обычно не советуем в нашем проекте, если люди спрашивают, как я могу помочь, писать очень многим людям. Можно отправить открытки, но особенно если это бумажные письма, очень легко выгореть. Люди часто говорят: «Ой, письма, это так романтично, кто-то там пишет». Но на самом деле нет. Чтобы написать нормальное вдумчивое письмо и чтобы произошла какая-то коммуникация с заключенным, нужно хорошо потратить на это время. Если человек начал писать 15 людям, он очень быстро выгорает и бросает потом этого политзаключенного. В общем, в целом, выбрать кого-то одного и поддерживать этого человека.

Особенно сейчас очень много политзаключенных, о которых мало пишут. Новости приходят буквально каждый день о людях, о которых, если, допустим, во времена Болотного дела журналисты, освещающие протесты, знали каждого политзаключенного по имени, — вот этот, вот это его семья, вот это его родственники, — сейчас это просто невозможно. Даже самые известные адвокаты, правозащитники не знают всех, и многие дела закрыты, или многие дела в регионах, о которых просто никто не знает, не пишет. А ещё во многих регионах просто некому больше писать, потому что журналисты либо уехали, либо сидят, либо писать небезопасно.

Писать письма можно через разные сервисы. В принципе, их легко загуглить. «Письмо.ФСИН» самое удобное, но оно подключено не во все учреждения.

И вот эта вот прекрасная штука, вы, возможно, не знали (я тоже долгое время этого не знала), но телеграф до сих пор существует. Вот этот настоящий телеграф ТЧК-ЗПТ. Они ещё дерут ужасные деньги с людей и наживаются на этом, но это зато самый быстрый способ что-то отправить, допустим, поздравить человека с чем-то или просто сверить, что всё ли у вас в порядке. Это самый быстрый способ. Вот Telegraph.ru, этот сайт так и называется, и это реальный телеграф. Человеку придёт прям телеграмма со всеми вот этими прелестями ТЧК и ЗПТ.

2. Передачи и заказ продуктов. Да, «Едим-сидим» — это не шутка, это реальный сервис, существующий, где можно заказывать продукты. Звучит немножко как издёвка, но зато стало мемом в правозащитной среде и хотя бы радует мемность этого ужасного названия. Как работают эти системы? Это частные компании, которые зарабатывают на этом деньги. Они приходят во ФСИН и говорят: «Давайте мы подключим вам компьютер, на котором вы будете распечатывать вот это». Или: «Давайте мы вам подключим систему, которая будет доставлять еду». И дальше уже зависит от начальника колонии. Если он очень ленивый, ничего не хочет делать и не заинтересован в этом, он может отказать, и могут быть только бумажные письма в колонии или только телеграф. Если начальство согласилось, то могут и одобрить.

Передачи: мы советуем всегда этот способ, только если вы чётко уверены, что человеку реально нужна эта передача, потому что в СИЗО, в колониях существуют лимиты передач, то есть определённое количество килограммов в месяц. Если вы что-то отправили, не спросив человека либо его группу поддержки, если такая существует, вы можете случайно перекрыть этот лимит.

Кстати, отправлять можно и из-за границы. Опять же, мы советуем это делать только если человек это попросил. Но, правда, так как сейчас много малоизвестных политзаключенных, которым нужна помощь, много пожилых, им очень часто, правда, бывает нужна помощь отправить лекарства, заказать на этом сайте, например, продукты какие-то. И это реально хорошая возможность помочь просто даже из-за границы. Просто сидишь дома, заходишь на сайт, заказал, оплатил. По-моему, там можно даже иностранными карточками оплачивать. В общем, реально хороший способ помочь, если вас об этом попросили.

3. Поддерживайте «Тюремный вестник». Хороший проект, можно его поддерживать. Потому что какая существует большая проблема в тюрьме — это информационная изоляция. Там круглые сутки крутят два канала либо радио. С одной стороны, новости любые разлетаются в колониях очень быстро. Если кто-то что-то узнал, это сразу станет известно всем. Но с другой стороны, именно каких-то реальных нормальных новостей очень мало. В общем, Пётр Лосев, он был айтишником и решил в какой-то момент, ну, стал больше работать с правозащитой и создал вот такой проект. И они делают очень классный журнал, сами его печатают, буквально на паре листочков, и они зашифровывают в форме мемов, каких-то шуток, карикатур, зашифровывают некоторые новости в виде комикса.

Важные аспекты поддержки

Как можно ещё помочь?

1. Не канонизируйте. Это уже более философский вопрос. Понятно, что все люди индивидуальны, кто-то может сам попросить: «Вот меня лучше поддержать так», кто-то нет. Но в целом то, что мы очень много обсуждаем с психологами, это то, что не стоит канонизировать людей и не стоит думать, что все политзаключенные святые, прекрасные, приятные люди. Это не так. Это обычные люди. Но их, тем не менее, нужно поддерживать. И поддерживать права человека не всегда значит поддерживать непосредственно самого человека. И поэтому, да, не канонизировать, не относиться… Знаете, очень любят ещё партнёрам, партнёркам, жёнам, мужьям говорить: «Жёны декабристов». Ну, в общем, немного это уже надоело.

2. Общайтесь как с нормальными людьми. Когда пишете… Многие политзаключенные говорят, что очень помогает, когда с ними общаются просто как с нормальными людьми. То есть не надо игнорировать тюрьму. Понятно, было бы абсурдно делать вид, что человек сидит где-то на пляже. Это не так. И да, странно было бы не обращать на это внимание, игнорировать какие-то вещи. Но, с другой стороны, людям хочется, чтобы с ними общались просто как с нормальными людьми. Чтобы у них спросили, там, про книги, что ты прочитал, потому что главный источник информации — это обычные книги. Чтобы, там, обсудили какие-то хобби ваши или их. Ну и, конечно, нужно помнить про цензуру, что нельзя писать про какие-то подробности дела или спрашивать у человека подробности его дела. Это просто всё вычеркнут, выкинут, а ещё у человека могут быть проблемы.

3. Помогайте тем, кто помогает политзаключённым. Если «Медиазону» и «ОВД-Инфо» знают все (хотя им тоже нужна помощь), я советую ещё обратить внимание на менее известные проекты. Например, «Женский срок» — очень хороший проект, и я думаю, что на него мы сегодня соберём денег. Это тоже подкаст про женщин в заключении и детей, которые рождаются в заключении. И у них тоже есть небольшой правозащитный проект. Они помогают женщинам с передачами, с адаптацией после. И этот проект делается просто на энтузиазме одной конкретной девушки Саши Граф и пары человек, которые иногда ей помогают, и им очень нужна поддержка. Вообще есть, конечно, много небольших проектов, но вот я бы выделила ещё веган-передачки. И кто-то тоже может сказать: «Ну как бы, слушайте, людям там есть более важные вещи, более первостепенные, да, там, юристы и так далее, что мы будем заморачиваться на веганстве? Ну как бы, пусть просто не едят мясо». Но помимо того, что у кого-то, да, кто-то привык к определённой идее, и ему нужны вот эти именно веган-передачки, есть такой момент, что в заключении очень теряется вот эта субъектность человека, и человек, ну как бы твоя жизнь вся под контролем других людей. Ты вообще не чувствуешь абсолютно никакого контроля. И даже когда заключенные устраивают голодовки (наверняка видели такие новости), это очень часто происходит не из-за того, что они реально часто понимают, что они ничего этой голодовкой не добьются. Это очень часто просто единственная возможность взять хоть что-то под контроль. И вот поэтому мы очень поддерживаем такие проекты. И поддерживаем, кстати, «Женский срок» из похожего, что делают. Они, например, женщинам какие-то отправляют, там фреа могут отправить, там если где-то разрешена какая-то помада, потому что это очень важно — иметь что-то своё, иметь возможность продолжать хоть какую-то частичку прошлой жизни. Поэтому вот советую такие — они самые популярные, но тоже очень важные проекты поддерживать.

О фанфиках и тюрьме: почему нужно быть осторожными

Сейчас немного отвлечёмся на странную тему. Я уже упомянула, что я по образованию филолог, и я вам хочу рассказать про фанфики. Я вообще читаю ещё другую лекцию периодически про историю фанфикшена, то есть про фанфики. И сейчас вы спросите, где фанфики и где политзаключённые. Но фанфики пробрались везде вообще, во все сферы нашей жизни. И тут такая… Не буду спойлерить. Тут такая история, что диктатурам нужны, во-первых, солдаты, а солдат нужно рожать, и поэтому они всегда пытаются повышать рождаемость, и для этого им нужны гетеронормативные браки. А второе, что нужно диктатурам, это скрепы и враги, поэтому они запрещают ЛГБТК+ людей. И, например, в Китае регулярно арестовывают людей за написание, за публикации фанфиков. И российскую тюрьму, в общем, неочевидным образом это тоже коснулось.

Вот, я вам расскажу такую историю. В 23-м году пользовательница Твиттера репостнула фанфик про Майкла Наки и Максима Катца. И она написала, что отправила этот фанфик Илье Яшину и другим политзаключенным. К счастью, некоторые из них уже на свободе. В общем, это очень взбудоражило, на самом деле, и близких политзаключенных. Первому отделу несчастному пришлось писать кучу постов, почему так делать нельзя. Но, насколько я знаю, до пользовательницы не удалось достучаться. К счастью, вроде бы всё обошлось, но просто это важная история о том, что какие-то вещи, которые кажутся нам вообще ерундой, ну, какое-то, типа, смешно. Максим, классно, отправим. Но, к сожалению, в тюрьме действуют совсем другие правила, и это реально может быть очень опасно человеку, получившему какой-то ЛГБТ-контент. Да, это на самом деле речь не только об ЛГБТ, это скорее просто о том, что нужно вообще всегда подумать, прежде чем что-то сделать.

Но тут у нас всех есть определённо, кто уехал из России, некоторое ПТСР. И я максимально за то, чтобы обращать внимание на близких политзаключенных, на ментальное состояние тех, кто их поддерживает. Но всё-таки мы не там. И всё-таки мы можем, у нас есть возможность здесь, если что, обратиться за помощью к терапевту, к друзьям. У людей в тюрьме такой возможности нет. И нужно, правда, думать, как им не навредить. И то, что кажется нам таким смешным, забавным, в тюрьме, там, до человека могут докопаться и отправить на месяцы в ШИЗО за не до конца застегнутую пуговицу, да, что говорить про… И, да, жизнь на свободе значительно отличается от негласных правил за решеткой. И это, на самом деле, мне кажется, нужно помнить даже не только тем, кто пишет политзаключенным, но и журналистам, и ресерчерам, в том числе и следователям.

Куча всяких правил. Тут это нельзя, передача нельзя, то нельзя. Я не буду говорить фамилию, но есть политзаключённый, в общем, у которого сейчас очень-очень плохие условия. И он в том, как они это называют, да, каста опущенных, из-за того, что это как бы не ему отправили, это сами силовики распространили с его участием. В общем, нашли его старые фотографии и показали это другим людям в колонии. И, в общем, у него очень большие из-за этого проблемы. Поэтому, вот, правда, иногда то, что нам здесь кажется весёлой шуткой, типа, ха-ха, твиттер-срач, посмеялись, отправили, реально может навредить. Вот. Но, да, вот многие всякие организации правозащитные написали подробные тексты, почему так делать не стоит. Надеюсь, что вот это поняли.

Как сохранить себя и помогать другим

Куча всяких правил. У нас и так у всех стресс — стресс бытовой жизни, стресс капитализма, стресс у многих эмиграции. Что делать вообще? Как не сойти с ума и как вообще поддерживать других, если не всегда можно поддержать себя?

Опять же, я по образованию не психотерапевт, но основываясь на том опыте тех протоколов, которые мы прописывали для проекта вместе с психотерапевтами, и тех групп, которые мы проводили, у меня сложился ряд рекомендаций. Вы наверняка слышали про Виктора Франкла. Это австрийский невролог и психиатр, и он фактически автор экзистенциально-гуманистического подхода в психотерапии. Он был узником нескольких концлагерей. Насколько я помню, вся его семья тоже погибла в концлагерях, но он их пережил, был освобожден американцами и дожил до 92 лет и написал очень хорошие книги в русле экзистенциально-гуманистической терапии. И вот это его одна из самых, наверное, знаменитых цитат: «Первыми сломались те, кто верил, что скоро всё закончится, потом те, кто не верил, что это когда-то закончится, и выжили те, кто сфокусировался на своих делах без ожидания того, что ещё может случиться».

Собственно, мы советуем на тех группах (это не только актуально для близких политзаключенных, вообще для нас всех), что стараться решать здесь и сейчас актуальные проблемы, стараться понимать и реалистично смотреть, какова ситуация, не усугублять её, но и не впадать в токсичный позитив, когда типа «всё будет хорошо». Иногда это объективно не так, скорее помогает думать: «Может быть, всё не будет хорошо прямо сейчас, но что я могу сделать, чтобы оно немножко улучшилось?» Просто выдохнуть, подумать, что я здесь, мои руки, ноги, лицо здесь, и мир не содрогнётся, если я сейчас на две минуты отключусь, просто чтобы прийти в себя, быть как шелкопряд. Если кто-то слышал песню украинской группы «Флёр» «Шелкопряд» — просто плести свою нить, заниматься собой и своими делами.

На самом деле, такие действия, как выбрать, допустим, политзаключённого или выбрать просто организацию, которой вы будете помогать какими-то очень конкретными действиями: «Я вот буду отправлять одно письмо раз в две недели» или «я буду вот этой организации помогать сделать вот это раз в неделю». Просто не бежать спасать весь мир, а встроить какую-то вот эту небольшую маленькую помощь, которую вы можете потянуть, в зависимости от вашего ментального, бытового какого-то состояния и возможностей, просто встроить её в свою рутину. И сначала, опять же, помогать себе, понять, что я в стабильном состоянии, после этого помогать другим. Мы, кстати, это тоже очень часто говорим, допустим, там, когда обсуждаем это с близкими политзаключённых, с ними самими, что иногда очень реально полезно задуматься, что вот там… Не скрою, бывают ситуации, когда там звонит мама, например, и говорит: «Мой, там, не знаю, сходил на акцию протеста или что-то сделал, он успел уехать. Это реальная история. А ко мне теперь приходят с обыском». И, короче, иногда полезно не геройствовать, а просто взвесить реально риски и подумать: «Ага, наверное, если я сейчас, или я там что-то сделаю, и мой близкий попадёт в тюрьму, «Медиазоне» придется больше об этом писать, «ОВД-Инфо» придется потратить деньги на адвоката, вот этому проекту придёт ещё что-то, моим там близким придётся тоже писать мне эти письма. Наверное, я подумаю, стоит ли вот конкретно это действие сейчас, вот этого вот всего, всех затрат, которые эти люди вынуждены могут сделать». Поэтому подумать сначала о себе и потом идти в стабильном состоянии помогать другим.

Ещё тоже немножко философский, наверное, совет. Может быть, кто-то из вас видел. В Берлине есть такая Розенштрассе, улица Роз. И там сейчас стоит мемориал женщинам-немкам, которые смогли во Вторую мировую отстоять своих мужей-евреев. Эти женщины просто выходили каждый день туда протестовать. И в итоге им вернули их мужей. И там построили мемориал. И мне больше всего нравится в этом мемориале та часть, что рядом с этими женщинами в сторонке есть скамеечка, на которой сидит тоже человек, скульптура человека. И этот человек — это безучастный наблюдатель, который смотрел на этих женщин, смотрел на всё, что происходит, но ничего не делал. И вот мне кажется, важно не бежать всех спасать, всех и сразу, но при этом не быть безучастным наблюдателем, не проходить мимо, если есть возможность что-то сделать, не загонять себя бесконечно, что, опять же, нужно всех спасти, но и не быть равнодушным.

Рекомендуемые книги для саморегуляции

Я хочу вам посоветовать несколько книг. Они, правда, не очень тяжёлые, вполне доступным языком написаны, и они помогают именно для саморегуляции. И вообще помогают. Они далеко не только подходят близким политзаключённым. У нас у всех есть эти травмы, связанные с тем, что нам устроило российское государство.

Последняя книга Арнхильд Лаувенг. Норвежка, немножко тяжело бывает выговаривать. Она называется «Завтра я всегда бывала львом». Я, к сожалению, не нашла нормальную на английском версию, но есть вполне приличный перевод на русский из норвежского. В детстве диагностированная шизофрения, и она рассказывает, как она научилась с ней жить, и как она вышла в такую ремиссию, в такое состояние, при котором она смогла закончить университет, работать и так далее. Понятно, что это не универсальный опыт, и в случае каких-то серьёзных ментальных проблем, да, это не всегда может сработать, но она просто очень классно описывает тоже какие-то методы самопомощи, которые вообще абсолютно любому человеку могут подойти, и очень помогает тоже не стигматизировать вообще других людей, и лучше понимать, предлагать им помощь.

«Травма и исцеление» Джудит Герман. Её написала Джудит Герман. Она очень известная психиатриня. И она всю жизнь работает с жертвами насилия, с жертвами диктатур, с заложниками. То есть с людьми, у которых ПТСР в следствии политического террора. И просто эта книга, во-первых, очень доступно объясняет, откуда берется травма, что такое травма. И главное, что она разделена на две части. И там есть не только травма, но и исцеление. И она очень легко объясняет, какие стадии исцеления, как понять, что вам становится лучше, как начать себя лучше чувствовать, чтобы… И как раз одна из вещей… Это на группах для близких политзаключённых, но это для всех актуально. Мы проговариваем, что это называется empowerment, когда ты от очень узкого фокуса своего, когда ты вот… Наверняка все сталкивались, когда стрессовая ситуация, включается тоннельное зрение, и ты просто «всё плохо, если я прямо сейчас там…» И вы в суматохе начинаете очень много каких-то лишних действий делать. И вот она в том числе рассказывает, и мы тоже описываем обычно на группах, чем дальше ты идёшь к исцелению, тем шире становится твой фокус, тем шире твоя картинка, тем больше ты можешь увидеть и тем легче помогать другим. Потому что когда ты очень сфокусирован на чём-то одном, на самом деле в этой суматохе каких-то бесконечных, немножко таких истеричных попытках что-то сделать, можно наоборот навредить. Чем ты ближе к исцелению, тем легче помогать другим. И делать это, кстати, систематически ещё. Ещё один из признаков исцеления от травмы — это то, что вы можете помогать людям другим систематически, а не просто как-то разово.

Вторая книга — это Ялом. Он как бы наравне с Франклом, один из основателей экзистенциально-гуманистического подхода. Просто очень базовая книга, на самом деле снимающая тревожность о смерти. Понимаю, что не у всех чтение о смерти звучит так, как будто это наоборот может вогнать в ещё большую тревожность, но это правда не так. И он очень много и с большой любовью описывает тоже своих пациентов. Реально очень успокаивающе.

Мелоди Битти. Она не совсем про политзаключенных или вообще заключенных или диктатур. Эта авторка описала свой опыт, как она стала тоже терапевтом, который помогает тем, кто живёт или находится в родстве с людьми в зависимости. На самом деле, даже если у вас нет рядом человека в зависимости, очень помогает вообще понять свои границы. И опять же, когда вы их лучше понимаете, вы понимаете, когда нужно помочь самому себе, а когда есть силы помочь другим.

My Journey in Journalism

I started at Kommersant when censorship wasn’t yet a thing. My main focus was education, and even back then, I wrote about children being dressed in military uniforms. I covered protests and political trials. Later, at Meduza, I launched the news podcast “What Happened?” — the first daily podcast in Russia. It’s still running, even without me, and perhaps some of you listen to it.

After that, I covered women’s rights for the Dozhd TV channel. For the past three years, I worked at Helldesk.Media. As I mentioned before we started, I was accepted into CEU in 2022, but I was invited to work in support services. This was a crucial opportunity to work with Ukrainians, as it was one of the few media corporations where Russians and Ukrainians collaborated. We continue to work together to this day, not on the media side, but by raising money for victims. So, I had to forgo my studies at CEU. Despite my great respect for CEU, I don’t regret it. Now, I’m studying documentary filmmaking at the New York Film Academy.

The Genesis of “There Will Be No More Time”

But there’s a second part to my life. Like Hannah Montana, if anyone remembers that show, I live two lives. My second life is more focused on human rights. Since 2020, I’d been waiting for someone to create a project specifically for relatives of political prisoners, not just the prisoners themselves. Such projects have existed for a long time, as you all know, but the relatives, though suffering in their own way, have no right to compensation. Now, no one has a right to compensation from the ECHR, but for relatives, partners, and parents, it was never even implied. In 2022, I realized that no magical helicopter-riding wizard would come to create such a project. So, I had to do everything myself.

That’s how the project “There Will Be No More Time” was born. I always knew it shouldn’t just be a media project, even though I’m primarily a journalist; I knew we needed a direct assistance component. To get something started, we began with a podcast. It was simply more convenient. I’m a journalist, my friends are journalists. We were able to start it with minimal financial investment, with some support.

Several seasons of the podcast have been released. We tried to cover topics that are generally not discussed, that often make relatives of political prisoners feel ashamed, and that are often highly stigmatized and unpleasant. I remember how, 5-7 years ago, during the Bolotnaya case, when journalists covered protests, they might write about a political prisoner and simply refer to his wife as “wife N.” The photo caption would be “Wife N.” As we joked, “the girl has no name,” if anyone remembers Game of Thrones. And I truly see how the situation has shifted in recent years. I won’t say it was easy. Now, we’re releasing a special season—the diaries of Zhenya Kulakova, the wife of political prisoner Vitya Filinkov, who was recently released.

Our Mission: Destigmatization and Systemic Aid

Again, I always knew we needed a direct support component. I still receive many letters from relatives of political prisoners, and from the political prisoners themselves, saying that the very act of destigmatization, the fact that someone is talking about these things, helps them feel less alone and less crazy in all of this, especially considering it’s a rather specific problem that not everyone faces, and not all friends of, say, relatives, know how to interact with them or even talk about it.

Still, I wanted to create a more direct aid component. Frankly, we didn’t have massive resources to simply collect money, which requires energy and structure, but we really wanted to help. One might say it’s trivial that we bothered with how to correctly refer to the wives of political prisoners, or why it’s important to do so. For example, in the podcast, we had a principled stance that, to avoid repetition, we might occasionally use “wife of so-and-so,” but the fundamental point was to write their full name: “Maria, whose husband…” or “Maria, whose son is imprisoned.” This was simply to restore their agency, to show that we perceive them as real, actual people.

As a philologist by training, I understand the crucial connection between our language and thought, how they influence and shape each other. And I genuinely believe that we’ve managed to make progress in how media now covers these topics. While there have been missteps, things are moving forward.

I thought for a long time about how we could help without, say, collecting money or providing legal assistance, because, again, such projects already exist, like OVD-Info or Memorial. I remembered doing reports on AIDS centers, where there’s a concept of “peer-to-peer” or peer counselors. That is, someone who has lived with HIV-positive status for a considerable time, knows what it’s like, and has support from a psychotherapist, helps those who have just learned about their status. And I thought, why don’t we adopt this peer-to-peer system and try to offer it to relatives of political prisoners?

I approached my acquaintances from two human rights organizations, who, fortunately, responded positively. Unfortunately, I cannot name these organizations because they are recognized as undesirable in Russia, and we work with people who are in Russia. But I can say that one organization focuses more on legal aid, but they have an excellent psychological support service. These are people who have worked specifically with political prisoners and in prisons. The second project is an association of independent psychotherapists. Unfortunately, I cannot disclose the name for security reasons.

Our Assistance Programs

We discussed this idea, and the psychologists were very supportive. We began outlining what peer counseling should look like. I had written to many organizations then, including the American Marshall Project, which helps prisoners in various countries. It turned out that nothing similar existed. No one knew how to do it. We had to build it literally from scratch, and we are still learning and changing things. We had to discuss protocols, what differentiates a peer counselor from a psychotherapist, as a peer counselor doesn’t necessarily need a medical degree.

Ultimately, we decided to offer:

• 15 free sessions with a psychotherapist, who is trained specifically to work with relatives of political prisoners (people can submit an application, and if their loved one is indeed a political prisoner, we provide these sessions).
• Unlimited free in-person meetings with a peer counselor. We have several permanent peer counselors who regularly undergo supervision.
• Every week, we hold group meetings where people simply share their emotions and experiences. As far as I know, Ukrainians do something similar for relatives of hostages. Other countries, I think, rarely do this.

We also organized a trip abroad for relatives of political prisoners, where mothers, wives, and husbands spent five days training with a lawyer (how to communicate with a lawyer, how to communicate with investigators, how to act in an emergency), and met with a media expert who explained what to say to the media if they request a comment, and how to conduct a public campaign, as many relatives have to bear financial costs, manage public campaigns, and deliver parcels. They also had group therapy. It was truly an amazing experience.

I shared all of this to give you a sense of what these people face. I believe that the better we understand this, the easier it is for us to support them. Often, people want to help but either don’t know how or inadvertently do more harm than good. Unfortunately, the most common example is when people send parcels without knowing that there’s a limit on them. They want to help, but in reality, they might unknowingly use up the weight allowance that the person might desperately need for essential items.

How to Support Political Prisoners and Their Relatives in Russia

How can ordinary people, unconnected to this, living their own lives, support political prisoners? Since you’ve all come here, unless Zhenya or the university forced you, you probably have some intention to help.

1. Public Awareness — The First and Foremost Step. Of course, you should always weigh the risks and only repost or write about something if you and your loved ones are not in danger. If you are in danger, it’s better not to do it; think about the fact that your loved ones would have to send you parcels and everything else. So, put on your own mask first, then help others. But if you’re in a situation where you’re not in danger, you can allow yourself to write something publicly.

My advice, for example, is to choose one or two political prisoners. You could check the Memorial website to see who they write about a lot, and then just start writing about that person, sending them letters, if they’re okay with it, if you sent a first letter and received a response. In our project, we generally don’t advise people who ask how to help to write to too many people. You can send postcards, but especially with paper letters, it’s very easy to burn out. You know, people often say, “Oh, letters, it’s so romantic, someone writes.” But in reality, no. To write a normal, thoughtful letter and to have some communication with a prisoner, you really need to spend a good amount of time on it. If someone starts writing to 15 people, they’ll burn out very quickly and then abandon that political prisoner. In general, choose one person and support them, especially now there are many political prisoners about whom little is written. News about people comes in absolutely every day, and unlike during the Bolotnaya case, when journalists covering protests knew every political prisoner by name — “this is him, this is his family, these are his relatives” — it’s simply impossible now. Even the most famous lawyers and human rights activists don’t know everyone, and many cases are closed, or many cases are in regions that no one knows or writes about. And in many regions, there’s simply no one left to write, because journalists have either left, are imprisoned, or it’s unsafe to write.

You can write letters through various services. In principle, they are easy to Google. Pismo.FSIN is the most convenient, but it’s not connected to all institutions.

And here’s a wonderful thing you might not have known (I didn’t know it for a long time either): the telegraph still exists. That real telegraph, period, comma. They still charge terrible money from people and profit from it, but it’s the fastest way to send something, say, to congratulate someone or just to check if everything is okay. It’s the fastest way. Telegraph.ru is the name of the website, and it’s a real telegraph. The person will receive a real telegram with all the joys of period and comma.

2. Parcels and Food Orders. Yes, Yedim-Sidim (We Eat – We Sit) is not a joke; it’s a real existing service where you can order food. It sounds a bit like a mockery, but at least it has become a meme in the human rights community, and the memorability of this terrible name is somewhat comforting. How do these systems work? These are private companies that make money from it. They come to the Federal Penitentiary Service (FSIN) and say, “Let’s connect a computer for you, where you can print this out,” or “Let’s connect a system that will deliver food.” And then it depends on the head of the colony. If he’s very lazy, doesn’t want to do anything, and is generally not interested, he can refuse, and only paper letters or telegrams might be allowed in the colony. If the authorities agree somehow, they might allow it.

Regarding parcels: we always advise this method only if you are absolutely sure that the person really needs this parcel, because, as I already mentioned, there are parcel limits in pre-trial detention centers and colonies, meaning a certain number of kilograms per month. If you send something without asking the person or their support group, if one exists, you might accidentally use up their limit.

By the way, you can also send parcels from abroad. Again, we advise doing this only if the person specifically asked for it. But truly, since there are now many little-known political prisoners who need help, and many elderly ones, they often really need help sending medicines or ordering some food from these websites, for example. And this is a really good opportunity to help even from abroad. You just sit at home, go to the website, order, pay. I think you can even pay with foreign cards there. In short, it’s a really good way to help if you’ve been asked to.

3. Support “Prison Herald” (Tyuremny Vestnik). This is a good project, and you can support it. Because a big problem in prison is informational isolation. They broadcast two channels or radio around the clock. On the one hand, any news spreads very quickly in colonies. If someone learns something, everyone will know immediately. But on the other hand, there’s very little real, normal news. In short, Pyotr Losev, who was an IT specialist, decided at some point to work more with human rights and created this project. They make a very cool magazine, print it themselves, literally a couple of pages, and they encrypt some news in the form of memes, jokes, cartoons, usually done as a comic.

Important Aspects of Support

How else can you help?

1. Don’t Canonize. This is a more philosophical question. It’s clear that all people are individuals; some might ask for specific support, others might not. But overall, what we discuss a lot with psychologists is that you shouldn’t canonize people or think that all political prisoners are saints, wonderful, pleasant people. That’s not true. They are ordinary people. But nonetheless, they need to be supported. And supporting human rights doesn’t always mean directly supporting the individual themselves. So, yes, don’t canonize, don’t treat them… You know, they really like to tell partners, wives, and husbands: “Decembrist wives.” Well, that’s getting a bit old.

2. Interact as You Would with Any Other Person. When you write… Many political prisoners say that it really helps when they are treated simply as normal people. That is, you don’t need to ignore the fact of prison. Of course, it would be absurd to pretend that the person is sitting on a beach somewhere. That’s not the case. And yes, it would be strange to ignore certain things. But on the other hand, people want to be treated simply as normal people. They want to be asked about books, what they’ve read, because the main source of information is ordinary books. To discuss your hobbies or theirs. And, of course, you need to remember about censorship – you can’t write about any details of the case or ask the person for details of their case. This will simply be blacked out, discarded, and the person might even face problems.

3. Help Those Who Help Political Prisoners. While Mediazona and OVD-Info are well-known (though they also need help), I advise you to also pay attention to less known projects. For example, “Zhensky Srok” (Women’s Term) is a very good project, and I think we’ll raise money for it today. It’s also a podcast about women in detention and children born in detention. They also have a small human rights project. They help women with parcels and with adaptation after release. And this project is done simply out of the enthusiasm of one particular girl, Sasha Graf, and a couple of people who occasionally help. They really need support. Of course, there are many small projects, but I would also highlight Vegan Parcels. And someone might say, “Well, listen, people have more important, more primary things, like lawyers and so on; why should we bother with veganism? Just tell them not to eat meat.” But besides the fact that some people are accustomed to a certain idea and need precisely these vegan parcels, there’s a point that in detention, a person’s agency is greatly lost. Your entire life is under the control of other people. You feel absolutely no control whatsoever. And even when prisoners go on hunger strikes (you’ve probably seen such news), it very often happens not because they actually realize that they won’t achieve anything with that hunger strike. It’s very often simply the only way to take at least some control. And that’s why we strongly support such projects. And we also support “Zhensky Srok” for similar reasons. For example, they send women things like, say, if some kind of lipstick is allowed, because it’s very important to have something of their own, to be able to maintain at least some part of their past life. So, I advise supporting such projects. They are less popular, but also very important.

Fanfiction and Prison: Why Caution is Key

Now let’s briefly turn to a strange topic. I’ve already mentioned that I’m a philologist by training, and I want to tell you about fanfiction. I also periodically give another lecture on the history of fanfiction. And now you might ask, what do fanfiction and political prisoners have in common? But fanfiction has permeated everything, every sphere of our lives. And here’s the thing… I won’t spoil it. The story is that dictatorships need, first, soldiers. And soldiers need to be born, so they always try to increase the birth rate, and for that, they need heteronormative marriages. Second, what dictatorships need are spiritual bonds and enemies, so they ban LGBTQ+ people. For example, in China, people are regularly arrested for writing and publishing fanfiction. And this has also, in a non-obvious way, touched Russian prisons.

Let me tell you a story. In 2023, a Twitter user reposted a fanfiction about Michael Naki and Maxim Katz. She wrote that she sent this fanfiction to Ilya Yashin and other political prisoners. Fortunately, some of them are already free. Well, in short, this really stirred up, in fact, the relatives of political prisoners. The unfortunate First Department had to write a bunch of posts explaining why this shouldn’t be done. But as far as I know, they couldn’t reach the user. Fortunately, it seems everything turned out okay, but this is just an important story about how some things that seem like complete nonsense to us—like, “oh, funny, Maxim, cool, let’s send it”—can unfortunately be very dangerous to a person in prison, especially if they receive LGBTQ+ content. Yes, this is not just about LGBTQ+; it’s rather about the fact that you should always think before you do something.

Here in Austria, all of us who have left Russia certainly have some PTSD. And I am entirely in favor of paying attention to the relatives of political prisoners, to the mental state of those who support them. But we are not there. And we still have the opportunity here, if something happens, to seek help from a therapist or friends. People in prison do not have that opportunity. And we really need to think about how not to harm them. Things that seem so funny and amusing to us here – in prison, a person can be harassed and sent to a punishment cell for months for not fully buttoning their shirt. What can we say about… And yes, life at liberty differs significantly from the unwritten rules behind bars. And this, in fact, I think should be remembered not only by those who write to political prisoners, but also by journalists, researchers, and even investigators.

So many rules. This is forbidden, parcels are forbidden, that is forbidden. I won’t mention the surname, but there’s a political prisoner, in short, who is now in very, very bad conditions. And he is in what they call the “cast of the disgraced” because it wasn’t even sent to him; the security forces themselves disseminated it with his involvement. In short, they found his old photos and showed them to other people in the colony. And, in short, he has very big problems because of this. Therefore, it’s true that sometimes what seems like a funny joke to us here, like “haha, Twitter fight, laughed, sent,” can actually harm someone. But, yes, many human rights organizations have written detailed texts explaining why this should not be done. I hope you understood this.

How to Maintain Sanity and Support Others

So many rules. We all have stress anyway — the stress of daily life, the stress of capitalism, the stress of emigration for many. What to do in general? How not to go crazy and how to support others if you can’t always support yourself?

Again, I’m not a psychotherapist by training, but based on the experience of the protocols we developed for the project with psychotherapists and the groups we conducted, I’ve formed a set of recommendations and some “street-smart” quotes. And you’ve probably… Yes, it actually looks like… It actually… Yes, in a way, it’s very street-smart. But yes, you’ve probably heard of Viktor Frankl. He was an Austrian neurologist and psychiatrist. He is practically the author of the existential-humanistic approach in psychotherapy. He was a prisoner in several concentration camps. As far as I remember, his entire family also died in concentration camps, but he survived them, was liberated by the Americans, lived to be 92 years old, and wrote very good books in the vein of existential-humanistic therapy. And this is his… probably one of his most famous quotes, although some have styled it a bit, like it’s missing a wolf and all that. But it’s genuinely true that the first to break were those who believed that everything would soon be over; then those who didn’t believe that it would ever end; and those who survived were those who focused on their tasks without expecting what might happen next.

Essentially, we advise in those groups – and this is relevant not just for relatives of political prisoners, but for all of us – to try to solve current problems here and now, to try to understand and realistically assess the situation, not to exacerbate it, but also not to fall into toxic positivity, thinking that everything will be fine. Sometimes that’s objectively not the case. It’s more helpful to think: “Maybe things won’t be good right now, but what can I do to make them a little better?” Just breathe out, think, “I am here, my hands, my feet, my face are here, and the world won’t crumble if I just disconnect for two minutes to regain my composure.” Be like a silkworm. If anyone has heard the Ukrainian band Fleur’s song “Silkworm,” just spin your thread, focus on yourself and your own affairs. And in fact, actions like choosing, say, a political prisoner or simply choosing an organization you will help with very specific actions, like “I will send one letter every two weeks” or “I will help this organization do this once a week.” Don’t try to save the whole world, but rather build this small, manageable form of help that you can handle, depending on your mental and everyday state and capabilities, and just integrate it into your routine. And first, again, help yourself, make sure you’re in a stable state, and then help others.

We also very often say this, for example, when we discuss it with relatives of political prisoners, and with the prisoners themselves, that sometimes it’s really useful to consider that… I won’t hide it, there are situations when, say, a mother calls and says, “My son, I don’t know, went to a protest or did something, he managed to leave, but now they’re searching my home.” This is a real story. So, sometimes it’s useful not to be a hero, but simply to really weigh the risks and think, “Okay, maybe if I do this, or I do something, and my loved one ends up in prison, Mediazona will have to write more about it, OVD-Info will have to spend money on my lawyer, this project will have to do something else, my loved ones will also have to write me these letters.” Maybe I should think about whether this specific action is worth all these efforts that these people might be forced to make. So, think about yourself first, and then, in a stable state, go help others.

Another, perhaps philosophical, piece of advice. Maybe some of you have seen it. In Berlin, there’s a Rosenstraße, the Street of Roses. And there’s a memorial standing there now to the women, German women, who were able to defend their Jewish husbands during World War II. These women simply went out there to protest every day. And in the end, their husbands were returned to them. And a memorial was built there. And what I like most about this memorial is the part that next to these women, off to the side, there’s a bench on which sits another person, a sculpture of a person. And this person is an indifferent observer who watched these women, watched everything that was happening, but did nothing. And I think it’s important not to rush to save everyone, all at once, but at the same time, not to be an indifferent observer, not to pass by if there’s an opportunity to do something, not to endlessly drive yourself crazy thinking that, again, everyone needs to be saved, but also not to be indifferent.

Recommended Books for Self-Regulation

I want to recommend a few books to you. They are not very heavy, written in very accessible language, and they help with some self-regulation. And they are generally helpful. They are far from only suitable for relatives of political prisoners. We all have these traumas associated with what the Russian state has done to us.

The last book is by Arnhel Lauveng, a Norwegian author. It’s sometimes a bit difficult to pronounce her name. The book is called “A Road Back from Schizophrenia: Tomorrow I Was Always a Lion”. Unfortunately, I couldn’t find a good English version, but there’s a perfectly decent Russian translation from Norwegian. It describes her childhood, her diagnosed schizophrenia, and how she learned to live with it, and how she went into such a remission, a state in which she was able to finish university, work, and so on. Of course, this is not a universal experience, and in cases of serious mental problems, yes, it may not always work, but she simply describes very well some self-help methods that are absolutely suitable for anyone, and it also helps a lot not to stigmatize other people in general, and to better understand how to offer them help.

“Trauma and Recovery” by Judith Herman. She is a very well-known psychiatrist. And she has worked her whole life with victims of violence, victims of dictatorships, with hostages. That is, with people who have PTSD as a result of political terror. And this book, first of all, very accessibly explains where trauma comes from, what trauma is. And most importantly, it is divided into two parts. And there is not only trauma, but also healing. And she also very easily explains the stages of healing, how to understand that you are getting better, how to start feeling better, so that… And just one of the things… This is in the groups for relatives of political prisoners, but it’s relevant for everyone. We talk about it, that it’s called empowerment, when you move from a very narrow focus, when you are… Surely everyone has experienced this, when there’s a stressful situation, tunnel vision kicks in, and you just think “everything is bad, if I don’t immediately…” And in the rush, you start doing a lot of unnecessary actions. And she also talks about this, and we also usually describe in groups, that the further you go towards healing, the wider your focus becomes, the broader your picture, the more you can see, and the easier it is to help others. Because when you are very focused on one thing, in fact, in that rush of endless, somewhat hysterical attempts to do something, you can actually do more harm. The closer you are to healing, the easier it is to help others. And to do it systematically, by the way. One of the signs of healing from trauma is that you can help other people systematically, and not just occasionally.

The second book is by Irvin D. Yalom. He, along with Frankl, is one of the founders of the existential-humanistic approach. It’s a very basic book, actually, that reduces anxiety about death. I understand that for some, reading about death might sound like it could cause even more anxiety, but that’s really not the case. And he writes a lot, and with great affection, about his patients. It’s truly very calming.

“Codependent No More” by Melody Beattie. This author described her experience of becoming a therapist who helps those who live with or are related to people with addiction. In fact, even if you don’t have someone with an addiction nearby, it helps a lot to understand your boundaries. And again, when you understand them better, you understand when you need to help yourself, and when you have the strength to help others.